Рисунки М. Майофиса

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МИТЬКИ-МИНЕРА,

МАСТЕРА СВЕРЛИЛКИНА

И ПАСТУХА КАЛИНЫ

Повесть

Глава I

ХИТРОСТЬ КОМЕНДАНТА

Эта затея с бороной пришла ему на ум случайно. Будучи старшим по званию, капитан Штубе, кроме своих прямых обязанностей, с большой неохотой принял на себя еще и обязанности коменданта.

Он отвечал за строительство крупного аэродрома, который обязан был закончить в самом начале осени. Он был постоянно занят приемкой срочных грузов, возведением ангаров и механических мастерских, автотехникой, которая постоянно ломалась на этих проклятых русских дорогах (счастье, что у него уже есть отличная автомастерская, которой руководит этот странный инженер Соколов, русский, но присланный штабом из самого Брянска, фанатичный работник); также голова капитана Штубе была занята одной и той же проблемой: катастрофически не хватало рабочих рук! Фронт забрал у него лучших саперов, осталась лишь горстка инвалидов, с которой, при всем старании, построить аэродром так быстро, как хотело командование, Штубе не мог.

Комендант Штубе приказал немедленно мобилизовать всё уцелевшее население села и окрестных деревень, входивших в его подчинение. Всюду были развешаны приказы, в которых строго предписывалось всем честно отдавать строительству все силы. За саботаж — отправка в концлагерь. Честным труженикам капитан Штубе обещал:

1. Платить за работу марками (оккупационными, разумеется).

2. Открыть в селе лавку, где продавать соль, спички, керосин.

3. Тем, у кого сохранился скот (дворов пятнадцать — двадцать из двухсот), разрешается нанять пастуха (инвалида). Молоко можно сдавать за деньги в солдатскую столовую.

Удалось зарегистрировать всего лишь тридцать более или менее трудоспособных мужчин, остальные — старики, женщины и подростки.

Льготы, как думал Штубе, возымели свое действие (хотя его помощник, обер-лейтенант, считал, что нужны крутые меры): за все время только троих пришлось отправить в лагерь, где они были расстреляны (но в селе этого никто не знал, конечно) за уклонение от работы.

Комендант Штубе был доволен. Люди, как казалось ему, забыли, что они — в плену. Во всяком случае, они работали.

И все равно не хватало рабочих рук. Особенно был недоволен механик Соколов, и Штубе понимал его. Каждый день все больше и больше машин требовало ремонта: техника быстро изнашивалась.

— Дайте мне специалистов! — требовал Соколов. Он прекрасно говорил по-немецки. — Вы мне даете пижонов, которые в глаза не видели фрезерного станка! Мне нужны токари, фрезеровщики, механики!

— Я пришлю вам еще кого-нибудь из своих солдат, — обещал Штубе.

— Мне не нужны ваши солдаты! Хотя бы одного мастера. Я привез из Брянска фрезерный полуавтомат. Мы бы вышли из положения, если бы запустили его! Почему вы не поищете среди беженцев? Их каждый день допрашивают в вашей комендатуре.

Но оставлять в селе беженцев капитан Штубе не решался. Много их брело по дорогам, пойди узнай, а вдруг партизан… Все же несколько беженцев было направлено в мастерскую после тщательной проверки.

Партизан в округе не было. Штубе приписывал это своей системе. Надо уметь жить в чужой стране! Легко сжечь деревню, расстрелять жителей… А кто будет строить аэродром?

Нет, в его округе было все спокойно! Даже не верилось, что фронт не так уж и далеко.

И вдруг этот взрыв на развилке!

Как гром среди ясного неба!

И на следующий день второй взрыв. И снова на развилке…

Он приказал подать машину и еще раз выехал к развилке.

Пока машина ехала селом, Штубе, угрюмо смотревший через лобовое стекло, отметил, что все село словно вымерло, притаилось. Ни одного человека не видать, ворота у всех заперты.

За два дня все здесь переменилось! Еще бы! Боятся мести. Ждут расстрелов, ибо знают, что в соседних районах за каждого убитого немца казнят пятьдесят русских. Только так можно бороться с партизанской заразой, и Штубе вполне понимает своего заместителя, энергичного обер-лейтенанта, когда тот сразу же после взрыва арестовал тридцать заложников. Всех мужчин. Штубе, подумав, распорядился отпустить их: тридцать мужчин, что же останется?! Нет основания думать, что диверсию совершают сельчане. Ведь три месяца было спокойно.

Несомненно, что в округе завелись партизаны. Надо тщательно расследовать. Либо это случайный отряд, тогда он уйдет, если уже не ушел: обер-лейтенант с группой солдат прочесал лес и никого не обнаружил, либо это кто-то из беженцев… Надо усилить за ними наблюдение. А село пусть живет в постоянном страхе.

Сегодня же он введет комендантский час. С семи часов вечера село будет патрулироваться.

Выплату денег он прекратит. Хватит церемониться! Будут работать под винтовкой! Лавку он тоже прикроет!

Он немолод и достаточно опытен. Он не станет сжигать село, чтобы жители не ушли к партизанам. Нет! Он вызовет ненависть, посеет злобу против самих партизан. Злоба — оружие. Она должна сработать, как срабатывает дьявольский механизм мины.

Надо что-то еще придумать… И немедленно! Если завтра снова раздастся взрыв, то Штубе не сможет помешать своему помощнику: начнутся расстрелы.

За селом машина остановилась. Дорогу преградило стадо. Несколько жалких коровенок и десятка два коз.

Пастух, низкорослый мальчишка в длинном, до пят, драном плаще, пугливо смотрел на машину коменданта, забыв погонять свое стадо. Штубе заметил, что все лицо мальчишки в синяках и струпьях от ссадин. Большие небесного цвета глаза мальчишки быстро моргали, казалось, он вот-вот заревет.

Шофер выругался и яростно засигналил. Только тогда мальчишка спохватился, заработал длинным кнутом, и стадо сбежало с дороги. Машина тронулась. Штубе повернулся и еще раз взглянул на пастуха. Тот, стоя на обочине, из-под руки внимательно смотрел вслед комендантской машине. Почему-то его лицо запомнилось коменданту.

Вот он, этот развилок. Проклятое место! Целый километр жидкой глины вместо дороги. Как назло, русские собрались здесь ремонтировать перед самой войной и сняли асфальт. Приходится каждую неделю возить сюда гравий, но все без толку. Дожди идут почти ежедневно. Вот снова полило!

Штубе приказал остановиться и вышел из машины прямо под дождь. Он никогда не имел этой дурацкой привычки ругать русские дожди, русскую грязь, русские морозы. Он знал, куда пришел. Давно понимал, что когда-нибудь все равно окажется в этой стране, и хорошо приготовился к встрече с ней. Он неплохо изучил русский язык. Знал нравы и обычаи русских. Но никогда не думал, что даже на завоеванной территории придется участвовать в упорной ежечасной войне, которую ему вдруг объявили этими взрывами.